Помню, лет пять тому назад мне пришлось с писателями Буниным и
Федоровым приехать на один день на Иматру. Назад мы возвращались поздно
ночью. Около одиннадцати часов поезд остановился на станции Антреа, и мы
вышли закусить. Длинный стол был уставлен горячими кушаньями и
холодными закусками. Тут была свежая лососина, жареная форель, холодный
ростбиф, какая-то дичь, маленькие, очень вкусные биточки и тому
подобное. Все это было необычайно чисто, аппетитно и нарядно. И тут же
по краям стола возвышались горками маленькие тарелки, лежали грудами
ножи и вилки и стояли корзиночки с хлебом. Каждый подходил, выбирал, что
ему нравилось, закусывал, сколько ему хотелось, затем подходил к буфету
и по собственной доброй воле платил за ужин ровно одну марку (тридцать
семь копеек). Никакого надзора, никакого недоверия. Наши русские сердца,
так глубоко привыкшие к паспорту, участку, принудительному попечению
старшего дворника, ко всеобщему мошенничеству и подозрительности, были
совершенно подавлены этой широкой взаимной верой. Но когда мы
возвратились в вагон, то нас ждала прелестная картина в истинно русском
жанре. Дело в том, что с нами ехали два подрядчика по каменным работам.
Всем известен этот тип кулака из Мещовского уезда Калужской губернии:
широкая, лоснящаяся, скуластая красная морда, рыжие волосы, вьющиеся
из-под картуза, реденькая бороденка, плутоватый взгляд, набожность на
пятиалтынный, горячий патриотизм и презрение ко всему нерусскому —
словом, хорошо знакомое истинно русское лицо. Надо было послушать, как
они издевались над бедными финнами. — Вот дурачье так дурачье. Ведь
этакие болваны, черт их знает! Да ведь я, ежели подсчитать, на три рубля
на семь гривен съел у них, у подлецов… Эх, сволочь! Мало их бьют,
сукиных сынов! Одно слово — чухонцы. А другой подхватил, давясь от
смеха: — А я… нарочно стакан кокнул, а потом взял в рыбину и плюнул. —
Так их и надо, сволочей! Распустили анафем! Их надо во как держать!
Александр Иванович Куприн. Немножко Финляндии. 1908 г.
Комментариев нет:
Отправить комментарий